Page 63 - USiBR

занял пробольшевицкую позицию. В особенности это давление исходило от Уильяма Б.
Томпсона и косвенно от сэра Бэзиля Захарова и лорда Мильнера.

Как свидетельствует эпиграф к данной главе, Мильнер имел очень просоциалистиче-
ские взгляды. Впрочем, Эдвард Крэнкшоу сухо охарактеризовал двойственность Мильнера.

«Некоторые выражения [у Мильнера] о промышленности и обществе... таковы, что
ими мог бы гордиться любой социалист. Но они не были написаны социалистом. Их напи-
сал «человек, который сделал Бурскую войну». Некоторые другие отрывки, об империализ-
ме и бремени белого человека, могли бы быть написаны твердолобым Тори. Однако их
написал ученик Карла Маркса»154.

По словам Локкарта, социалистический директор банка Мильнер вдохновлял его на
«величайшую привязанность и героизм»155.

Локкарт вспоминает, как Мильнер лично организовал его назначение в Россию, про-
толкнул его на уровне кабинета и после назначения разговаривал с ним «почти ежедневно».
Открывая путь к признанию большевиков, Мильнер в то же время способствовал финансо-
вой поддержке их противников на юге России и в других местах, как это делал и Морган в
Нью-Йорке.

Эта двойственная политика подтверждает тезис, что modus operand! [метод действия]
политизированных интернационалистов, — таких как Мильнер и Томпсон, — заключался в
том, чтобы ставить государственные деньги на любую, революционную или контрреволю-
ционную лошадь, которая выглядела возможным победителем.

Эти интернационалисты, разумеется, притязали на любые вытекающие из этого выго-
ды. Разгадка, вероятно, кроется в высказывании Брюса Локкарта, что Мильнер был челове-
ком, который верил в высокоорганизованное государство156.

Французское правительство назначило человека, еще более явно симпатизирующего
большевикам — Жака Садуля, старого приятеля Троцкого157.

В итоге, союзные правительства нейтрализовали своих дипломатических представите-
лей в Петрограде и заменили их неофициальными агентами, более или менее симпатизиру-
ющими большевикам.

Сообщения этих неофициальных послов находились в прямом противоречии с моль-
бами о помощи, адресуемыми Западу из глубины России.

Максим Горький протестовал против предательства революционных идеалов группой
Ленина-Троцкого, которая ввела в России железную хватку полицейского государства:

«Мы, русские, народ, еще не работавший свободно, не успевший развить все свои си-
лы, все способности, и когда я думаю, что революция даст нам возможность свободной ра-
боты, всестороннего творчества, — мое сердце наполняется великой надеждой и радостью
даже в эти проклятые дни, залитые кровью и вином.

Отсюда начинается линия моего решительного и непримиримого расхождения с
безумной деятельностью народных комиссаров.

Я считаю идейный максимализм очень полезным для расхлябанной русской души, —
он должен воспитать в ней великие и смелые запросы, вызвать давно необходимую дееспо-
собность, активизм, развить в этой вялой душе инициативу и вообще — оформить и ожи-
вить ее.

Но практический максимализм анархо-коммунистов и фантазеров из Смольного — па-
губен для России и, прежде всего, для русского рабочего класса.

Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ
для них — та лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтоб лошадь
выработала в своей крови противотифозную сыворотку.

154 Edward Crankshaw. The Forsaken Idea: A Study of Viscount Milner (London: Longmans Green, 1952), p.
269.

155 Robert Hamilton Bruce Lockhart. British Agent (New York: Putnam's, 1933), p. 119.
156 Ibid., p. 204.
157 См.: Jacques Sadoul. Notes sur la revolution bolchevique (Paris: Editions de la sirene, 1919).

К оглавлению 63